КТО ЖЕ ЭТО – КАМЧАДАЛ?
(Лирико-юмористический, почти научный трактат)
Конечно, камчадал – это человек. Но человек необычный, отличающийся от обыкновенного европейца, азиата, африканца, американца, австралийца и даже антарктидца тем, что он не имеет абсолютно никакого отношения к какой-либо конкретной части света или какому-то материку. Камчадал живет на совершенно изолированном полуострове, подвешенном к 
Чукотке и свободно раскачивающемся в океане. Соответственно, любая суша, расположенная вне Камчатки, считается материком. А Камчатка – это Камчатка!
Когда камчадал возвращается из отпуска и встречает в аэропорту соседа, диалог обычно краток:
— В отпуск? За год?
— За три.
— А я из отпуска. На материк? Ну, счастливо. А я с материка.
И довольно расплывчатое для непосвященного человека понятие – «с материка», для камчадала означает совершенно точный отпускной маршрут: 2 недели в Хабаровске у брата, 3 недели в Москве у двоюродной сестры, неделя в Ленинграде у школьного друга, 2 недели в Вильнюсе у тети, 10 дней в Киеве у мужа сестры жены двоюродного брата, 3 недели дикарем в Ялте, 20 дней — по туристической путевке в Болгарии, месяц – у деда с бабкой в деревне, где количество приходящих ежедневно новых комплектов родственников для празднования прибытия с Камчатки значительно превышает число календарных дней в месяце. И в результате изнурительной отпускной программы камчадал возвращается из отпуска на месяц раньше, чтобы наконец отдохнуть в тайге от отпуска и от семьи. Пару лет при слове «отпуск» камчадала бьет нервная дрожь, но потом потихоньку начинает одолевать материковский зуд, который и отправляет его еще через год на новые отпускные испытания.
В Москве в аэропорту Домодедово камчадала легко узнать. Он с достоинством, терпеливо сидит или лежит, один или с семьей, на необъятном багаже, перед которым блекнет и кажется скромным имущество известной дамы из детской книжки, состоящее из баула, чемодана, саквояжа, корзины, картины, картонки и маленькой собачонки. У дамы не было фанерного ящика с фруктами, портфеля, многочисленных авосек и рюкзака. А у камчадала все это есть.
Причем, с собой берется все только самое необходимое. В рюкзак укладывается то из самого необходимого, что не поместилось в чемоданы, баул и саквояж, и что можно носить на спине. В авоськи упаковывается все тоже самое необходимое, что встречается уже по пути в аэропорт и в самом аэропорту, и что уже некогда отослать почтой. И так почта преданно в течение трех-четырех месяцев после приезда приносит посылки и бандероли, отправленные из всех точек отпускного маршрута самим собой лично самому себе. Запасливость камчадальская легко объяснима: нужно запастись всем тем, что может забыть или не успеть завезти рыбкооп из-за закрытия навигации или аэродрома, и запаса должно хватить до следующего отпуска.
При объявлении регистрации билетов камчадал руками и ногами импульсивно продвигает свой багаж к регистрационной стойке, в несколько приемов укладывает на весы, без споров оплачивает в кассу за избыток веса. И, наконец, облегченно вздыхает, унося с собой в самолет портфель, авоськи и ящик с фруктами в качестве ручной клади. По пути камчадал успевает обменяться впечатлениями об отпуске со знакомым, которые обязательно находятся в любом самолете и в любом рейсе, и соболезнующее оглядеть легко одетых пассажиров с мини-багажом, — ясно, командированных или материковских новичков. Потому что камчадал знает, пусть сейчас посмеиваются над ним, но последним все равно будет смеяться он, ибо камчатская погода обожает наказывать новичков за легкомыслие.
Возвращение из отпуска без ящика с фруктами совершенно немыслимо, камчадал не имеем на это права, его просто не поймут. Нужно обязательно угостить хотя бы детей соседей и друзей, которые в этом году не ездили в отпуск на материк. И пусть за один-два дня в большом ящике не останется ни одной груши или персика, но зато выполнен святой долг: вместе с сочной ароматной грушей доставлена с материка огромная, пусть недолгая, но памятная радость. И эту грушу дети будут вспоминать долгой зимой. Однажды утром соседский малыш скажет маме: «Мне приснился сон, что дядя Володя привез грушу, и я целый день ее не ел, ждал тебя с работы». Значит, капелька радости превратилась в зернышко доброты, которое легло и проросло в детском сердце.
В самолете камчадал ведет себя степенно. Уж чем-чем, а никакой летающей техникой его не удивишь, это дело привычное – не метро и не трамвай. Положив портфель и авоськи под сиденье и поставив ящик с фруктами на единственное, оставшееся свободным место, где должны находиться его ноги, камчадал водружает ноги на ящик, пристегивается ремнями и принимает позу, в которой будет героически находиться все девять часов лету. Он не станет рассматривать облака в иллюминатор, а займется важным делом: сразу же переведет свои часы на родное камчатское время, совершая великое таинство, когда в одно мгновение благодаря нехитрому движению руки из жизни исчезает сразу 9 часов, целых 540 минут! Завершив благополучно столь сложную манипуляцию со временем, камчадал с облегчением засыпает, но специфическим сном: не реагируя ни на какие шумы и разговоры, он просыпается только при появлении живительного запаха съестного и только на время принятия пищи.
Каждый поступок продиктован жизненным опытом. Камчадал знает, что он не может знать, какие испытания дорога еще готовит ему, и поэтому надо запасаться силой и энергией. Спать везде, где только можно, и есть все, что дают.
За час до прибытия самолета камчадал просыпается и начинает напряженно вслушиваться во все объявления по радио, интересуясь только двумя вещами: действительно ли на Камчатку долетает самолет, не свернул ли за время его сна с маршрута и не надумает ли сесть, скажем, в Хабаровске? Во-вторых: какая погода в Петропавловске? Услышав весть о том, что из материковских +26 лайнер переносит его в камчатские +2, камчадал достает багаж из-под сиденья, где предусмотрительно сложен комплект одежды для такого погодного варианта. Экипировка семейства завершена. Самолет разворачивается над Авачинской бухтой. Только теперь камчадал прилипает к иллюминатору и жадно обводит истосковавшимся взглядом сопки, снег, вулканы.
Снисходительную улыбку вызывает у него возглас впереди сидящего ребенка: «Папа, посмотри, какая здесь земля изломанная!» Но вытерпеть неведение отца, который вводит мальчика в заблуждение и называет Корякский вулкан Ключеской сопкой, камчадал не может. Он обижен за Ключевской вулкан., он должен внести ясность: «Что вы, отсюда Ключевской не виден, он на 600 км севернее. И он исполин!»
Краеведческую информацию с профессорским видом дополняет его дочка, явно дошкольного возраста: «А это по сравнению с ним — так, игрушка!» И она небрежно показала в сторону Корякского вулкана. Мальчик с интересом прислушивается к добровольным гидам, но замечает что-то неладное в поведении пассажирки, сидящей за камчадалом. Спрашивает: «А почему тетя плачет?» Женщина, обнимающая девочку лет тринадцати, уткнувшуюся с любопытством в иллюминатор, улыбнулась и сквозь слезы ответила: «Да так, малыш, домой ведь возвращаюсь, соскучилась, камчадалка я!» Немного помолчала и продолжила: «Племянницу везу, будет со мной теперь жить. Вместе горе одолеем, вместе мы сильные. Так уж случилось, что сестры моей младшей не стало…»
Целуя девочку, она увлеченно убеждала: «Да красивее Камчатки земли нет, Аленка! Ты сама увидишь. А когда я приехала, в городе только деревянные маленькие дома были, не то, что теперь. А вокруг взглянула я внимательно, и сердце свое здесь оставила, сразу и навсегда». Продолжая любоваться приближающейся землей, она тихонько напевала: «Родная, родная, родная земля».
Неугомонный мальчишка спросил:
— Папа, а что такое камчадалка? А я тоже камчадалкой буду?
Отец эрудированно пояснил:
— Нет, мы – москвичи, и всегда ими будем, А камчадалы – это местное население Камчатки, аборигены, так сказать.
Снова камчадал вынужден вмешаться:
— Камчадалы – это те люди, которые живут на Камчатке, неважно, всю жизнь или несколько лет. Важно, что они очень любят Камчатку.
Вдруг с кресла за проходом добавила женщина, заинтересованно прислушивавшаяся к разговору: «Даже если уже и не живут, а все равно любят. Вот я пять лет на материке живу, а на Камчатку в отпуск лечу, хоть повидать. Соскучилась. Не могу больше. Камчадалка!»
Самолет побежал по бетонной полосе. Сквозь гул все же прорывался тихий напев: «Родная, родная, родная земля!»
Быстро подъехал трап, без суматохи люди стали спускаться в уже поданный автобус. Теперь неопытные пассажиры с завистью смотрели на утеплившихся камчадалов, чувствуя себя неуютно в летней одежде и в босоножках. Камчадал достает еще один свитер, одевает на любопытного мальчишку: «Возьмите, пока багаж получите». И вдруг на весь автобусный салон звучит восторженный голос мальчика:
— Папа, а давай, ты останешься московским аборигеном, а я буду камчадалом. Ладно?!
Пассажиры хохотали до слез, а покрасневшему папе-москвичу не хватило эрудиции, чтобы найти ответ на неожиданное предложение.
Сияет солнце, снежные сопки кажутся ослепительно белыми, над ними небо глубочайшей синевы. И, несмотря на прохладную погоду, как-то тепло и хорошо.
Получен багаж. Быстро редеет толпа пассажиров, встречающие увозят городских камчадалов домой, а в аэропорту остается самый стойкий народ – камчадал районный. В зал ожидания импульсами перемещается слегка отощавший за счет вынутой одежды, но все же необъятный багаж.
— Вот мы и почти дома. Как в Елизово на землю ступил, дом сразу приближается, сколько бы еще сидеть в аэропорту не пришлось, все равно уже на Камчатке! — не унывает камчадал, основательно располагаясь на скамье, словно рассчитывая здесь на постоянное место жительства.
Относительно сохранности багажа камчадал обычно не волнуется, вероятность исчезновения одного места из необъятного багажа гораздо меньше вероятности добавления нескольких мест посторонней клади. Через каждые полтора- два часа гора багажа увеличивается на пару чемоданов, скромно прислоненных сбоку зачастую безвестными хозяевами, решившими, что такое обилие багажа уже само по себе обеспечат сохранность и их имущества. Так что, при неожиданно объявленной посадке надо бдительно отсортировать свой багаж, чтобы не допустить самостоятельного полета чемоданов в противоположную сторону от от их доверчивого владельца.
Забив на скамье место на случай ночлега, камчадал отправляется на разведку относительно районной летной обстановки в «Зал надежд», казенно именуемый «Залом местных авиалиний». Этот зал представляет собой минимальное жизненное пространство, ограниченное с трех сторон аптечным киоском, автоматами с иногда появляющейся в них газированной водой, и дверью в буфет. Вход в зал украшает огромный монумент стойкости районного камчадала в виде квадратной массивной колонны, на которую можно опереться в случае потери равновесия тела и души из-за пошатнувшейся надежды улететь сегодня. Достойно завершает панораму «Барьер надежды» — стойка, за которой регистрируют билеты , и за которой чаще всего никого нет, как нет и намеков на регистрацию хоть куда-нибудь. Стойку эту сдавливает и, кажется, стремится придавить к стене плотное кольцо пассажиров, желающих улететь в самых противоположных направлениях. Плечом к плечу стоят представители севера и юга Камчатки, побережья и долины. Привычно поскрипывает много повидавший и усиленный металлом барьер, из которого хотят выдавить так много: и рейс, и погоду, и регистрацию и даже регистратора. И только весы, загадочно покачивают 
стрелкой, словно пытаясь угадать: кто же сейчас выиграет в летную лотерею, и куда же пойдет первый борт?
Несмотря на утомительность и напряженность ожидания, обстановка дружелюбная. Обратившись с традиционным шутливым вопросом — «Где тут бичики, которые в Тиличики, и где бичи, которые в Ключи?», камчадал получает исчерпывающую информацию и вливается в плотное околобарьерное кольцо.
Очередную разрядку напряженности создает выступление новичка с претензией: «Пропустите, пожалуйста, у меня бронь!» Под общий хохот кто-нибудь из кольца ему ответит: «Да тут у всех бронь, а за трое суток она уже даже прокисла!» К недоумевающему Человеку, пытающемуся разобраться, что это – такой порядок или обычный беспорядок? – камчадал обязательно подойдет:
— Вижу, вы новичок. Не волнуйтесь, главное на Камчатке – запастись терпением. Трое суток самолетов не было, вот и людей столько накопилось. При первой возможности вывезут всех, вот увидите. Узнайте для начала у людей, кто еще летит туда, куда вам нужно, и придерживайтесь их. Да далеко не отлучайтесь, а то бывает, дадут отбой на целый день, уедешь, а утром узнаешь, что все-таки один борт проскочил. Авиация наша сама понимает, что прозеваешь погоду, потом лови ее.
Погода – камчатское божество. Камчадал к ней относится с должным почтением. Любой телефонный разговор с любым населенным пунктом Камчатки, происходящий в кабине тут же, и хорошо, и хорошо слышный всему залу, начинается по традиции с погоды:
— Как у вас погода? Нормальная? Странно. А нам говорят, что у вас погоды нет, поэтому не летим. Что? А вам говорят, что в городе нет погоды, Елизово закрыто? Интересно, где же между нами погода потерялась. В общем, прилечу первым бортом, который пойдет, встречайте. Знаю, что третьи стуки встречаете. Что делать? Камчатка… Да, наотдыхался, и в отпуске, и здесь в аэропорту, даже на работу захотелось. Да не беспокойтесь, пиво везу, конечно. Уже и выпил, и снова купил. До встречи!
Пиво – второе, чем интересуются после погоды. В Петропавловске багаж районного камчадала пополняется двумя десятками бутылок пива, и звон пивных бутылок сопровождает любой районный рейс. Прилететь из Петропавловска без пива нельзя, не положено, потому что здесь самая вкусная вода. Пивом камчадал гордится, пиво – неотъемлемый атрибут городской цивилизации, особо ценимый в районе, и понять весь ужас отсутствия пива может только житель района. Пиво – это бальзам для души любого взрослого камчадала, независимо от пола и возраста.
И вот, наконец, за барьером появляется серьезное «должностное лицо» и деловито, кратко бросает в окружающую среду одно название, к примеру, — «Оссора». Счастливые северяне идут в финишную атаку, приступом берут барьер, в ужасе от обилия багажа машут стрелкой весы, в темпе идет регистрация.
А остальные камчадалы, слегка отступив от барьера, но не удаляясь от него, ждут свой выигрышный летный билет. Они создают прочную вторую линию обороны и готовы на любые испытания, лишь бы услышать из-за барьера долгожданное краткое название населенного пункта, которое означает для них так много: дом, родных, друзей, работу, безвыездные три года, пургу, снег, тундру, реку, тайгу и сопки… Словом, все, что называется Родиной и Жизнью.
Галина ТКАЧЕНКО